Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

Умер он на той самой кровати, на которой они с Карлой спали многие годы. Теперь он лежал, одетый в полосатую пижаму; в ней он умирал, и Франни не чувствовала себя в силах переодеть отца во что-нибудь другое.

Сделав над собой усилие, Франни дотронулась до его левой руки — она была тяжела, как камень — и попыталась перевернуть тело. Ей это удалось, и тогда она почувствовала исходящий от тела трупный запах. Франни стало плохо, и она опустилась на колени, обхватив руками голову и постанывая. Ей предстояло похоронить не куклу; она хоронила своего отца, и последнее, что от него оставалось в этой жизни, был этот удушающий, мерзкий запах. Но скоро исчезнет и он.

Взяв себя в руки, Франни подошла к покойному и, нагнувшись, поцеловала его в лоб.

— Я люблю тебя, папочка! — сказала она. — Я люблю тебя, Франни любит тебя. — По щекам ее текли слезы. Достав из шкафа его лучший костюм, Франни переодела отца. С трудом приподняв окаменевшую шею, повязала галстук. В ящике комода, под стопкой носков она отыскала награды отца — «Пурпурное сердце», дюжину медалей, наградные ленты… и Бронзовую Звезду, которой он был удостоен за Корею. Она прикрепила все эти награды к пиджаку. Найдя в ванной детскую присыпку, она припудрила лицо, шею и руки отца. Запах пудры, светлый и ностальгический, вызвал новую бурю слез. Успокоившись, Фран посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: она была непохожа на себя, с красными глазами и синими полукружьями под ними.

Затем она нашла старое одеяло и с трудом переложила на него труп. Держа за два конца одеяло и отчаянно борясь с невыносимой головной болью, Франни осторожно стащила труп на пол и поволокла по ступенькам вниз, в холл, и дальше — через сад, к выкопанной ею могиле. Несколько раз ей изменяли силы, и, казалось, она не сумеет выполнить намеченное, но каждый раз она брала себя в руки.

Наконец дело было сделано. Последнюю горсть земли девушка бросила, когда часы в доме пробили половину девятого. Она вся была перепачкана землей, и только на щеках остались белые полоски, вымытые слезами. Волосы спутались и растрепались. Франни буквально падала с ног от усталости.

Она отнесла лопату в сарай и направилась в дом. Добравшись до стоящего в гостиной дивана, она рухнула на него и сразу же уснула.

Во сне она снова поднималась по ступенькам, направляясь к отцу, чтобы исполнить свой долг и предать его земле. Но когда она вошла в комнату, то увидела, что тело зачем-то прикрыто скатертью, и ей стало страшно. Она пересекла постепенно темнеющую комнату, сама того не желая, и желая только одного — бежать отсюда — но не в состоянии остановиться. Скатерть почему-то шевелилась в полумраке, и тут до Франни дошло:

Там, под скатертью, не ее отец. И то, что скрыто под ней, не мертво.

Что-то — кто-то, полное темных жизненных сил, лежит там, и даже во имя спасения собственной души она не хотела бы снять скатерть, но она… не могла… остановиться.

Ее руки, дрожа, потянулись к краю скатерти — и сорвали ее.

Лежащий под скатертью улыбался, но Франни не видела его лица. Могильным холодом пахнуло на нее от этой улыбки. Нет, она не могла рассмотреть это страшное, это кошмарное лицо; это могло быть вредно для ее неродившегося ребенка.

Она бежала, бежала прочь из комнаты, от страшного видения, от кошмарного сна…

Проснувшись в три часа ночи в темной гостиной, Франни некоторое время все еще была в плену своего страшного сна. В этот момент полу-сна, полу-бодрствования она подумала вдруг: Он, это Он, человек без лица.

Потом Франни вновь уснула, на этот раз без единого сновидения, и, проснувшись на следующее утро, совершенно не помнила свой сон. Лишь когда она вспомнила о будущем ребенке, все ее внутренности будто сковало лютым холодом, не давая пошевельнуться.

28

В тот самый вечер, когда Ларри Андервуд впервые переспал с Ритой Блекмур, а Франни Голдсмит приснился ее страшный сон, Стьюарт Редмен не спал. Он ждал Элдера. Он ждал уже три вечера — и рассчитывал сегодня наконец дождаться его.

24 июня, около полудня, Элдер с двумя подручными вошли к нему и вынесли телевизор. Медсестры увозили его по коридору, а Элдер все это время стоял с наведенным на Стью револьвером. Хотя сам Стью не высказал никакого недовольства тем, что телевизор забирают, будто он вовсе ему не нужен. Единственное, что делал в это время Стью, — стоял у окна и смотрел сверху на город над рекой. Как поется на пластинке, «Не нужно быть синоптиком, чтобы знать, куда дует ветер».

Со своего места Стью мог определить, что жизнь в городе замерла: не дымились трубы заводов, не было видно машин, да и прохожих на улицах он не заметил.

Стью предполагал, что у Элдера имеется приказ убить его — а почему бы и нет? Он единственный, кто с самого начала не заразился, не заболел и не умер. Он знает все их секреты. Следовательно, им есть повод его бояться.

Стью знал, что только на экране телевизора герой находит способ выйти из подобной ситуации, в жизни ему оставалось только ждать Элдера и постараться подготовиться к его приходу.

Элдер явно имел отношение к Голубому Проекту и «суперпневмонии». Медсестры величали его «доктор Элдер», но он не был врачом. Ему было лет сорок пять; его взгляд всегда был тяжелым и неулыбчивым. Никому из врачей до Элдера не приходило в голову целиться в Стью из пистолета. Элдер раздражал Стью, потому что причин для такого поведения Стью не видел. Элдер явно ожидал какого-то приказа. Очевидно, какие-то приказы поступали, и Элдер их выполнял. Он был, несомненно, превосходным исполнителем, армейским вариантом мафиози-киллера, и ему даже в голову не приходило нарушить или подвергнуть сомнению приказ.

Глядя в глаза Элдера, Стью чувствовал, что воля покидает его. Элдеру даже не был нужен пистолет; он наверняка владел каратэ, саватэ, а также разными подлыми приемами. Что можно сделать против подобного человека? Даже при мысли об Элдере у Стью начинали дрожать поджилки.

В 22:00 над дверью вспыхнула красная лампочка, и Стью почувствовал, что у него перехватило дыхание и онемели руки. Это происходило с ним всякий раз, когда лампочка загоралась, потому что в один прекрасный момент Элдер мог войти к нему сам. Тогда никаких свидетелей не будет. Умер — и концы в воду.

Элдер вошел в комнату. Один.

Стью сидел на больничной кровати, держась одной рукой за спинку стоящего рядом стула. При виде Элдера ему стало страшно и в жилах как будто застыла кровь. В лице за прозрачной маской он не мог прочитать никакого намека на пощаду.

Теперь все стало ясно для Стью, особенно, когда он увидел в руках Элдера револьвер.